Автор сам стремается того, что написал. =__= АУ, две-тысячи-хрен-знает-какой год, розовые слюни, форсированные события. 807 слов.
Не помню, на каком именно фесте следует прятать под кат драбблы более 500 слов, так что извиняйте, если чего. Падре Алекс посетителей повидал разных, пусть уже двадцать лет живёт в такой дыре, до которой даже слухи о Трёхлетней войне докатились через год после победы объединённых сил Союзников. Впору книгу писать по наблюдениям. Или даже целый цикл: "Особенности быта и богослужений в приходе деревушки N-ской". И водрузить её на полку рядышком с ещё парой таких же, автобиографических: "Евангелие от Максвелла" и "Терроризм как форма служения Богу". К нему приходят по любому вопросу: как к священнику («Святой отец, я согрешила!» - а сама глазами так и стреляет, явно намереваясь согрешить ещё раз, причём сию секунду), как к наставнику, как к доктору и судье. И отпеть, и роды принять, и поженить, и крестить, и от нечисти, если вдруг в лесу или озере заведётся, экзорцизм прочитать. И когда крышу подлатать надо, и когда дети в лесу потерялись... Но чаще всё-таки как к священнику. Двадцать лет назад, сбежав из больницы, где его собрали едва ли не по кускам после Лондонской Ночи, падре дал себе зарок, что к прежней жизни больше не вернётся. И желание отомстить вместе с ненавистью, больничной пижамой и вязанкой сломанных клинков он тогда же закопал где-то у дороги, плюнув напоследок и притоптав рыхлую землю ногой. Ему дали второй шанс.
За двадцать лет он так привык к старой церкви и прихожан её знает настолько хорошо, что с легкостью, даже не оборачиваясь, определяет, кто поднимается по ступеням. Дети всегда взбегают по ступеням быстро, легонько шаркают подошвы сандалий, входная дверь хлопает – хоть бы придерживали, что ли? Их родители, флегматичные деревенские жители, не привыкшие никуда торопиться, долго и чинно поднимаются, ухитряясь по пути наверх (семь ступеней, а пути с минуту выходит) и последние деревенские сплетни обсудить, и парой неласковых слов перед службой перекинуться. Старики шаркают и кряхтят, точно поднимаются прямиком к Святому Петру. И незнакомцев услышать легко. Особенно когда их двое и они не особо таятся: скрипит под подошвами ботинок гравий дорожки, по каменным ступеням стучат каблучки – дамочка явно из городских, никому из местных и в голову не придёт обуть туфли в такую грязь. - А тут кто-то есть? – женщина толкает створку двери, а падре конвульсивно сжимает подсвечник – голос кажется ему до боли знакомым. Её спутник смеётся и отвечает что-то неразборчивое, а у священника начинает кружиться голова. По спине бегут мурашки, и на секунду ему кажется, что он снова на улице горящего Лондона. - Святой отец, не могли бы вы нас обве… - посетитель недоуменно моргает, когда ему горло упирается так некстати подвернувшийся под руку подсвечник. Падре, двадцать лет назад похоронивший своё прошлое, неожиданно осознаёт, что закопал совсем не то, что надо было. И удивлённо моргает, глядя посетителю в глаза. – Ба, знакомые все лица! Священник со смешком опускает руку: лица и правда знакомые. Пусть и изменившиеся за двадцать лет: из высокой худой девчонки (ну право же, сущая девчонка была. И командовать любила, да так, будто, как Максвелл, в детстве в солдатиков не наигралась) Хозяйка Чудовища, Снежная Королева, сэр-леди и далее по тексту и тому подобное… превратилась в зрелую женщину. Сменила мужской костюм омерзительной зелёной расцветки на открытое платье. Только глаза остались те же: светлые, голубые, глубокие. А старый враг… Повзрослел вместе с ней. Именно так, повзрослел. И правильно: негоже такому почтенному человеку за упырями с пистолетом наголо бегать, сверкая клыками и красными глазами. Может падре и мерещится, но теперь глаза у бывшего врага карие. - И что, поубиваем теперь друг друга? – смеётся такая знакомая и казалось бы давно забытая женщина. Падре аккуратно ставит утварь на место – негоже тыкать им в добрых людей. Некрасиво вышло, да ещё и в Божьем месте. И тянется за Библией, глядя в лукаво сощуренные голубые глаза. - Боже Святый, создавый от персти человека и от ребра его возсоздавый жену, - начинает он. И хмыкает, видя удивление в глазах брачующихся. – Да не стойте столбом, венцы я сейчас достану, а с вас два свидетеля.
А потом они втроём сидят на маленькой на маленькой кухоньке и пьют чай пополам с кагором. Без свидетелей - Бог свидетель. И смеются над бывшей враждой, стычкой в Патрике, встречей в музее. Интегра Хеллсинг – по крайней мере, так её звали раньше, в той жизни – хохочет и бурно, совсем по-итальянски жестикулирует, рассказывая и чуть ли не в лицах разыгрывая сцену собственного бегства из английской тюрьмы. Андерсон любуется ей: двадцать лет прошло, а она стала только краше. И посмеивается над ревниво хмурящимся Алукардом, сжимающим под столом правую руку своей Леди. Падре думает, что в жизни видел много чего, но чаще ему доводилось наблюдать превращение Людей в Монстров. И никогда наоборот. А теперь он слушает историю о том, как Чудовище становится Человеком: оказалось, для этого сперва надо отказаться от всех чужих душ – Человеку достаточно своей. Странная история и тёмная. Впору книгу писать. И назвать её… а вообще, чёрт с ним, с названием. Потомки засмеют: никто не поверит, что шестисотлетний вампир может отказаться от бессмертия, чтобы стареть вместе с любимой женщиной. Падре думает, что когда-нибудь об этом всё-таки напишет книгу. И поставит на полку. Рядом с другими такими же, автобиографическими.
И желание отомстить вместе с ненавистью, больничной пижамой и вязанкой сломанных клинков он тогда же закопал где-то у дороги, плюнув напоследок и притоптав рыхлую землю ногой. святой отец закопал топор вражды Хороший конец.
И отпеть, и роды принять, и поженить, и крестить, и от нечисти, если вдруг в лесу или озере заведётся, экзорцизм прочитать. И когда крышу подлатать надо, и когда дети в лесу потерялись... Но чаще всё-таки как к священнику. чудесно, автор) мило и забавно)) не з.
Автор мэйд май дей, оно совершенно прекрасно по всем пунктам, от тсиля и до характеров, потому что тема "Вместе постареть" меня кинкает ничуть не меньше, чем тема "мы будем жить вечномолодые и счастливые"
АУ, две-тысячи-хрен-знает-какой год, розовые слюни, форсированные события.
807 слов.
Не помню, на каком именно фесте следует прятать под кат драбблы более 500 слов, так что извиняйте, если чего.
Не заказчик.
Хороший конец.
чудесно, автор) мило и забавно))
не з.
святой отец закопал топор вражды
Скорее в тот раз он закопал своё собственное прошлое. А в конце и топор)
-Шинигами-, я помню, мы это дело обсуждали. И даже выдвигали идеи, как вампира назад в человека превратить. ^___^
Я старался.
Автор.
Вроде все не такие(странно повзрослевшие и помудревшие), но все равно картинка *как живая*
благодарный читатель
развратАУ ^^Я счастлив, что читателям нравится ^__^
Автор.
спасибо, автор)) жутко понравилось x3
Автор.
И выживший падре, и Интегра, и ставший каким-то образом смертным Алукард...
Да и встреча...
Алукард отказался от бессмертия и чужих душ, потому стал человеком. И потому что полюбил.
Автор.